Ладно, повеселю вас чуток. Историями за жизнь))
Не хотелось, правда до печати куда-нибудь выкладывать, но тут все свои)

Физиономия контракта (тореточие людей)

Келлыч осторожно прислонила косу к кафельной стенке и принялась рыться в складках плаща в поисках сигарет, сопровождая сие действие всем матом насущим:
- Вот,…, счастья привалило! На … надо, а? И на какую …, эту … шили?
Перекидывая через плечё очередную полу, она вдруг вспомнила про меня.
- Слышь, Ань, будь другом, отметь нашего «подопечного». А то он ваще… живой какой-то.
Со вздохом я достала свиток и присела рядом с «подопечным», тихо трясущимся над собственным трупом. Потом пододвинулась поближе и оглядела ещё раз.
Да… выглядел он неважно, и на «какого-то живого» явно не тянул. Красавец, каких мало: разодранное горло, весь в крови. И небритый к тому же.
- Ну, чудо моё, как вас зовут… э… звали?
Призрак, заикаясь, запинаясь, наматывая сопли на кулак, замямлил собственную биографию, которую можно было написать без его помощи с закрытыми глазами. Детский сад, школа, колледж… Скукотища, самая что ни на есть смертная! За один сегодняшний день я слышала это раз тринадцать точно и заучила как таблицу умножения: С перебоями, но основы помню.
- Так. Готов. Теперь подпись кро… ах, чёрт побери! Ой. Прости Игорь. Привычка. – Бесёнок насупился и отвернулся. Ни как привыкнуть к нему не могу. – Дайте мне кто-нибудь руку этого… Павловича. – Глянув на листок, фыркнула я, потом приняла холодную конечность от бесёнка, стоявшего к трупу ближе всех, кольнула закоченевший палец и капнула на пергамент густой тёмной жидкостью. В добывании крови таким способом не было ни малейшей нужды, достаточно, наверное просто протереть бумажкой пол, но что поделаешь… традиция!
- Так что, я его забираю? – Едва не прыгая от нетерпения, засопел Игорёк.
Я в ответ покачала головой.
- Боюсь, что нет. Не за что. Две измены, одна кража, нелицензионная система, прогулы в детстве и, в общем, месяц в обезьяннике – не повод.
Бесёнок кинул хищный взгляд на перемазанный кровью пергамент, выругался, показал призраку язык и исчез, провалившись сквозь пол в направлении преисподни. Я проводила его взглядом, вздохнула и принялась пояснять призраку, хотя скорее его телу, правила поведения, попутно отмахиваясь от дыма Келленой сигареты.
- …Ни в коем случае не снимайте с ноги бирку. Потеряв бирку, вы можете оказаться в чужой могиле. Не устраивайте сцен с криками: "Я же живой!", "Что всё это значит?!", "Как я тут оказался?!". Раз оказались, значит, так и надо. Вернувшись домой в гробу, не вздумайте сразу сесть к телевизору смотреть футбол. Сначала дождитесь, пока все улягутся. Не шевелитесь в гробу при выносе тела, не выскакивайте из него, чтобы помочь спустить гроб по лестнице - справятся сами. Для покойника это не солидно. Помните, что вылезать из могилы на прогулки можно только с полуночи. Первые ночи не уходите далеко от могилы, чтобы не заблудиться. Если вы всё-таки заблудились, займите очередь перед администрацией кладбища. Вас, конечно, оштрафуют за нарушения правил внутреннего распорядка, но могилу найти помогут. Никогда не гуляйте по главной аллее. На любом кладбище это традиционное место гонок гробов на колёсиках. Вам ясно?
Покойник оказался до неприличия непонятлив. Тихо взвыл и ухватился за Келлин плащ, требуя амнистии. Келлыч устало огрызнулась:
- …! Сдох, так покурить не мешай!
Однако, призрак не унимался: мол, как же так, я ещё молод, у меня жена, дети, морская свинка. Не помогли даже угрозы без суда и следствия отправить его вслед за бесёнком. Через полчаса картина перешла в повышенные тона. Келла вынуждена была потрясти у покойника перед носом тлеющей сигаретой и пообещать, что если вышеперечисленные уставы соблюдаться не будут, то она явиться за ним вторично. Подопечный смирился.
- То-то у нас все трупы такие покойные. – Ехидно заметила я, провожая несчастного духа взглядом. Тот только что нырнул через крохотный портальчик в загробный мир, не переставая стенать. Подруга, казалось, специально сделала эту чёртову дыру такой, что бы лишний раз поизмываться. Зря. Своё он уже получил точно…
- Пипец. Пошли уже, - тыкая древком косы труп, проворчала Келла. Удачная отправка сей грешной души в чистилище, её уже ни каким боком не трогала. Не орёт и ладно. – А то нас эту прелесть убирать заставят…
Спускаясь по лестнице, она не переставала замечать, что прекрасно понимает маньяков и киллеров, не смотря на то, что ребята вечно подкидывают ей работы, и периодическое наступание на полы плаща подогревало её интерес к этим профессиям. С чего бы такая уверенность, что сей саван – человеческих рук дело? С чего же такая ненависть?
- …взять хотя бы этого. Я в шоке! Кто, …, просил его задалживать столько бабла, и какого … он помер, именно когда я гулять идти собралась? Не, не, меня бесит даже не это! Меня выбешивает как они относятся к этой … смерти! Ваще имбицилы. Все! Я-то им чем виновата?
- Да ладно, не так всё плохо. Ты вспомни того, который тебе дачу на Канарах предлагал.
- Ага, и это, …, единственный светлый случай за неделю! А остальные …! Помнишь хотя бы … создание из переулка? Ага?
- Это который побежал по проспекту оря «помогите, в ад загребают»? - Я даже рассмеялась, - Да, вряд ли мы смахиваем на охотников за приведениями, что бы всякую чушь отлавливать. Повезло, что бобик мимо проехал, и люди не сообразили, что это призрак был.
- Я бы его реально в преисподнюю упекла, да дядь Сатана заупрямился. Говорит на … такое нужно! Девайте куда хотите, а я таких не коллекционирую! Я в шоке!
- А что господь?
- А что? Наш господь – история отдельная…
Только выходя на морозный воздух улицы, Келла вдруг споткнулась и вывалила новую подборку непечатных слов. И только отдышавшись, продолжила по-человечески:
- ...! Чёт я лохонулась. Надо было номер кредитки спросить. Да всё равно жена завтра в аварию попадёт, а наследство будут делить между собой … дети с дядюшкой.
- Ты забыла о морской свинке.
- Да морскую свинку ещё сегодня утром соседская кошка сожрала!
- Жаль.
- Тебе жаль, а меня и за ней, …, переться заставили. Пипец! Черти засмеяли, я морскую свинку в ад провожала. Я ору! Чем же она так провинилась? Загдила квартиру?
К этой ноте мы уже вырулили на улицу. Не стану скрывать, при нашем появлении время не тормозило, мы не были невидимы, не исчезали люди. Напротив, оные с наглым удивлением пялились на плащ, косу и на наш дуэт в целом. У некоторых, со специфическими талантами, возникала странная мысль сфотографироваться…
Впрочем, мы с людьми давно перестали друг друга удивлять. В начале месяца, когда всё только начиналось, положение было менее вразумительно, Келлыча корёжило при мысли появиться при живом народе в балахоне и с металлоломом, нас с чего-то больше вдохновляли навыки неких ниндзя, или инстинкты тараканов, на станку лезть, спасаясь от слегка обалдевших лиц прохожих, прятаться в вертикальных и горизонтальных положениях… в общем, сплошная гимнастика. Подобные тренировки продолжались неделю, подопечным приходилось ждать часами, пока за ними не придут, тщательно обходя возможные засады людских скоплений во внутренних дворах различной высоты пятиэтажек.
Кстати, учитывая степень кондиции подобных сборищ, наше случайное появление сулило больший эффект, чем тихие прогулки по оживлённым улицам. Парадоксально, но стоило показаться массам на глаза – степень пугаимости снизилась до единственного процента. Стоило, плюнув на всё, высунуться в страшном прикиде за пределы дворов, мы лишились внимания, положенного, так сказать, по статусу. Зато это здорово экономило время.
Разумеется, сама по себе работа надоела быстро, потеряла благоговение, а Келла утратила последнее уважение к покойным. Если при первых встречах она ещё как-то уламывалась на психическую поддержку несчастных, то через день, два, покойники не могли добиться даже внимания, если, конечно, у Келлыча находилось хорошее нестроение. В других ситуациях удача покидала даже меня…
Хорошие оценки теперь были только по биологии, поскольку проходилась человеческая анатомия, прогулы участились, приходилось за душами срываться с уроков и мчать в другой конец города, зачастую на своих двоих, поскольку Келла знала только направление, а не адрес очередного трупа. Личная жизни захирела в самом же начале, напрямую по техническим причинам. Просто невыносимо общаться с человеком и прикидывать что будешь вписывать в пергамент, и какие части тела оторвёт при убийстве, естественной смерти, или акте суицида. А уж если ведёшь разговор с целой компанией, рассчитываешь на массовое самоуничтожение. Меня даже начало раздражать, что призраки в целом, заитересованны лишь в завываниях и ни капли не настроены поболтать. Пришлось так же быстро сменить распорядок дня и привыкнуть к обществу потусторонних джентльменов вроде Игорька. Тот периодически заявлялся на чашку кофе, и приходилось его прятать от мамы в тумбочку под раковиной, не взирая на малоаппетитные обещания мук различной тяжести. Ни чего не поделаешь, странное одеяние ещё можно пояснить, а вот хвост с рогами – более проблематичны с психологической точки зрения. Да и очередную зверушку дома держать ни как не разрешат…
Одним словом – ни чего не изменилось. Всё как обычно и до крайности буднично. Да и началось с бухгалтерии, бумаг и автографов.
- Интересно, а где сейчас старуха?
- Неужели не ясно – на Гавайях отдыхает.
Вышеуказанное под кодовым именем «старуха» имело в своём комплекте:
Характер сливного бочка, озаботившегося вывалить всё, тщательно в него вложенное.
Внешность использованной зубочистки, с какими-то ошмётками лица, в которой, не смотря на все утверждения Келлы, в обнимку с Санта-Клаусом на Гавайях мог загорать разве что кишечник, отличающийся объёмом от тела только потому, что беспрерывно, и видимо без одобрения хозяйки, потреблял подозрительного красного цвета пиво.
Плащ, настолько пропахший поминками, что от единственного взгляда на него торчило до хомячков в военной форме.
И, наконец, коса, своим видом походившая на кошмарный сон водопроводчика с ручкой от трёхколёсного мопеда и портретом совершенно унылой рогатой бабы.
Заведующий преисподней был весьма неравнодушен к этому сооружению советского колхоза марки Жигули, а потому не спешил пускать к себе в заведение работников духовной зачистки. Говорит – это может пошатнуть его морально-этические принципы. Зато писец заоблачной трудовой организации, готов был выложить за этот агрегат недельку-другую отдыха на люкс-облаке седьмого неба с видом на скромный палисадник главнозаведующего.
Сам по себе договор был подписан наспор на лавочке во дворе…
- Сколько у тебя ещё этот контракт продлится? – Как бы между прочим, пряча руки в карманах, поинтересовалась я.
- Да так. Недельку примерно, пока старуха на пост не вернётся.
Было от чего пасть духом:
- Так долго?..
Дальше шли молча, медленно переваривая мозгом стандартный набор мыслей по темам «Как всё …!» и «Бывают же идиотки, подписывающие что попало».
- Я ей, кстати, завидую немного…
- Ась? То есть, что?
Келлыч удивлённо приподняла капюшон, что бы лучше лицезреть мою физиономию, пожала плечами. Создалось впечатление, что мыслями занималась только я, а она что-то втирала мне всю дорогу. Пришлось покопошиться в затылке:
- Нет, правда, ты про что?
- Завидую ей, говорю. – Немного дуюсь, повторила смерть.
- Было бы из-за чего…
- Да уж представь себе! Если кто-то не помнит, я сама помереть должна была… да и вообще, я всегда хотела сохранить свой возраст, просто хочу жить и…
- А мертвяки?
- И… мертвяки? Да, …, привыкнуть можно, не так уж их много. Сам по себе контракт меня устраивает.
- Неужели. Как бы тебе не пришлось ознакомиться с текстом мелким шрифтом в этом контракте, а то столкнёшься с ним лицом к лицу, весело будет посмотреть на его истинную физиономию! – Прошипела я себе под нос. Жаль, что звуковые волны неплохо расходятся в вечернем воздухе.
-  Какая ещё, …, физиономия? Не было ни чего такого. Я за жизнь работаю, души провожаю. Всего делов-то. Удобно, вообще-то!
- Угу, и ни чего не можешь изменить. По-моему пока что ты работаешь за одиночество.
- Чего? Ты вообще о чём? Прекращай умничать! Э, ты меня слушаешь? Аллё!
Она фырчала ещё всю дорогу, а я только ухмылялась со знанием дела и немного горько. Всё-таки неприятно чувствовать себя старше смерти.

Этот день с самого начала проваливался через известное всему миру место, по бездонности, как показала практика, сравнимое только с Бермудским треугольником. Не хватало настроения, желательно из касты позитивистов, с табличкой «Разуй глаза – увидишь свет». Как раз то, что должны пропагандировать работники райской канцелярии, вместо «Выбей счастье головой». Смерти начинали задалбывать как глухой запой недельной давности и второй свежести. А то, что стрелянные сигареты были подавляющим большинством не ККД, а от работников морга, прокуратуры и, что удивительно, от санпединстанции, добавляло своего налёта к милейшему набору мелких пакостей жизни.
От контракта осталось всего ничего, не более двух долбанных суток, которые как на зло подписались длиться по двадцать пять часов и шесть лишних минут, профилактики ради. График, правда порядком разбавился, видимо банда угрюмых придурков, мочивших всех подряд последнюю неделю, взяла перекур, дабы потравить в себе лошадей. Продирать сегодня глаза из-за очередной несчастной душонки, единственной по списку, было хуже любых банальностей мира, вместе собранных и заботливо упакованных в увесистый томик.
Мелкая морось измывалась как могла, корчилась, нарочито медленно сползая по стёклам, брызгалась и из последних сил воняла бензином. Покрытые сей агонией улицы расплывались по швам, отражая в асфальте восхитительную шизофрению, барахтающиеся в ней люди, казалось сами не могли разобрать, они существа из плоти, крови и съеденного на завтрак, или мутные облачка тени, размазанные чахлым, будто обкуренным небом.
Впитавший в себя погоду балахон, тянул на самое дно этих улиц. К этим людям, медленно метавшимся по лезвиям собственных бритв, педантично закапывающие себя в рядах важнейших измышлений, в клубках расчётов и долгов, из которых обладающие договорами плели незатейливые сети, с которыми, мило улыбаясь, потом сами же становились канатом в чьей-то виселице или гамаке. И когда образуется страх, из наплёванных слов, наскоро возведённых измышлений, они не считают себя кретинами, пытаются рвать сети, очищать от них хотя бы семью, и только плотнее заматываются в пряжу других, более осторожных. Круговорот длиться своим чередом, образуя на ненужном города, страны, зависшие над пропастью в липких нитях, и остающиеся вне движения, пока они не будут обрезаны, сметены к чертям или ангелам, пока не будут отсечены от остальной жизни одним движением и даже тогда не отправляются в свободное падение, а пытаются восстановить кровавый контракт, дёргая за мозги Сатаны или Бога. Всё-таки ад, рай и другие наказания – ещё не смерть.
Эти создания, сотворившие по своему образу и подобию загробный мир, так и не могут до самой смерти определиться как выглядят, что любят, кого ценят. Сплошной кисель, порядком протухший. Но самое страшное – мелкие глобальные мыслишки, их тайные желания и чем они готовы платить, они готовы отдать всё, что у них есть и не получить ни чего. Система покупки и продажи, договор, приравнивая вещи, сознание и мысли, когда одним ножом можно резать по дереву, а другим – по живой материи, по мясу. И ценник неизменно будет на бумаге. Платить становится рефлексом, покупать – смыслом, главное – заключить контракт, не видя его даже в глаза, не учуяв толком сути. Пытаются купить жизнь, плевав за какие суммы, плевав чью. Просто ещё один круговорот, ещё законы в довесок к ограничениям придуманной ими же физики.
Строившие себе богов на ровном месте, которым можно заплатить за совершённые грехи, у которых можно купить бессмертие, на которых можно свалить любые догадки, и доводы. Следующие любым чужим учениям, любым чужим теориям, и, тем не менее, готовые всегда от себя бежать, они хотят платить даже за дружбу и возмущаться, если плата не принимается, готовые заключить дружеский негласный пакт, и бесящиеся на невыполнение несуществующего договора, когда равной ценой станут только действия.
Договор, о, да, всегда можно договориться. И не главное - не знать о чём именно договор. И при исполнении их желаний, они уже ни чего не могут изменить…
Не удивительно, что бесы не пробуют забирать души живых. Они почему-то до сих пор не научились их находить. Однако людей убивать им тоже не приходится. Всё делают за них. И в этом уже ни кто не виноват.
Ощущение новой смерти волочило её сквозь нагромождения фраз летнего мокрого города. Хотелось бы только не затонуть как Титанику, напоровшись на что-нибудь предельно невразумительное. Направление было странным, на радаре явились знакомые улицы, родной двор, мигалки, ставшие неизменным маяком, бросающие кровь на серые стены, серое небо, серые лица, серые руки, души, которых нет до самой смерти. Именно сюда.
Чёрный провал лестницы наверх, обгоревшие перила, дом, в котором нити договора временно обмякли, отсечённые косой. По привычке рука потянулась к звонку, удерживаемая только ухмылкой. Глупо. Дверь распахнулась, в успевшую стать родной квартиру подруги, даже заваленные сажей очертания были знакомы.
В своей комнате, как ни в чём ни бывало, сидя на столе, я перелистывала альбом с фотографиями. Сквозь пальцы непривычно просвечивали страницы. Келлычу, застывшей в остатках дверного проёма, оставалось только хорошо выругаться. Ассистентка должна была иди с ней, по загаженной моросью улице, должна будет составлять очередные важные бумаги, а вместо этого она… я…
- А, вот и ты, лапа моя! Вечно тебя ждать приходится. Тело на кухне. Газ рванул… – Я последний раз посмотрела ей в глаза и усмехнулась, - Ну чё ты такая бледная? Я же предупреждала, ты не можешь ни чего исправить. На тебе договор.